- Филипп, Филенька, Филя-Филя! – бормоча, звала его девочка.
Кот потянулся и пошёл на голос, ступая мягкими лапами по светлому ламинату. Он прошествовал мимо напольного зеркала, где отразился большой пушистый дымчатый кот. Катя, его хозяйка говорила, что у него яркие зелёные глаза. Филя ей поначалу не верил. Он видел тускло-зелёные глаза. Это потом он услышал, как Алёна, мама Кати, рассказывала дочери, что кошки слабее различают цвета.
Филя не был глупым котом. Это ошибочное мнение – что кошки не понимают людей. Филипп понимал людей, понимал что они делают, не понимал только, зачем. И что ему говорят, он тоже понимал. Он понимал, что нельзя справлять нужду под дверь. Он понимал, что кушать надо только из своей миски и уж никак не со стола. Понимал, что нельзя точить когти об диван, зато на нём можно спать. Понимал, что после улицы надо купаться. Вот только причин он не понимал. Он ведь всё-таки кот, а не человек.
- Вот ты где, Филенька! – обрадовалась Катя и подхватила меня на руки.
Филя любил Катю. Он появился в доме на год раньше её рождения и считал, что вырастил её. Сейчас Катерине было десять лет, а Филиппу одиннадцать. «Мой батенька!» - шутливо называла его Катя. Настоящий папа Кати ушёл, когда ей было всего два годика; Филя в то время был вполне взрослым котом. И потому Катя искренне считала его своим отцом, а он считал Катю своей дочкой.
- Что поделывал, батенька? – спрашивала Катя, поглаживая Филиппа по макушке.
- Мяу! – отвечал кот и начинал мурлыкать.
Если бы он мог, он рассказал бы Катеньке, что только что спал и видел во сне сарай, полный сытых жирных мышей. А потом услышал сквозь сон её голос и проснулся. Чтобы увидеть её радостное детское лицо, обрамлённое светлыми кудряшками, и блестящие серые глаза.
Иногда Филипп представлял Катю кошкой. Она была маленьким пушистым котёнком с густой белой шерстью и круглой улыбающейся британской мордой. Филя знал, что британские коты умеют улыбаться, потому что у Катиной подружки был британский кот. Филипп видел его на прогулке несколько раз: тот сидел на оконном карнизе первого этажа, грелся на солнце и улыбался. Катя часто смеялась, и Филя думал, что она, должно быть, в душе британская кошка.
Филя защищал Катю. Он расцарапал каких-то мальчишек, которые приставали к девочке и хотели отобрать у неё портфель. Тогда его назвали бешеным и даже запустили камнем, но, к счастью, промахнулись. А однажды на Катю напал дворовый пёс. И, чтобы отвлечь его от Катеньки, Филипп пробежал под носом у пса. Пёс был злобный и тупой. Он погнался за Филей и укусил за хвост. Коту потом делали повязки и ставили уколы от бешенства. Но Филя об этом не жалел. Он добился того, чего хотел: пёс отстал от Кати.
Когда Катю обижали или она ссорилась с мамой, девочка долго плакала, свернувшись калачиком на кровати. Филя приходил к ней, и она его гладила, чесала за ухом и, капая на его шерсть слезами, приговаривала, что только он, Филенька, её понимает. Филя не понимал, но знал, что хозяйке так легче думать.
А потом случилось это. Они уехали. Алёне предложили хорошую работу, но хозяйка съёмной квартиры потребовала, чтобы в её доме не было никаких животных. Катя кричала на маму. Говорила, что так нельзя, говорила, что никуда без Фили не поедет, и что надо хотя бы его отдать в хорошие руки. Но Алёна её не слушала. Она говорила, что Филипп – большой и самостоятельный кот и сможет выжить сам. Филя знал, что он большой и самостоятельный. Он умел ловить мышей и птиц и мог убежать от собак и мальчишек. Но он не знал, каково это – жить без Катеньки.
Он сидел на крыльце подъезда и смотрел на уезжающую тускло-жёлтую с чёрными шашечками машину. В окне заднего стекла он видел заплаканное лицо Кати. В какой-то момент он вдруг сорвался и побежал за машиной. Он хорошо слышал. Он слышал, как Катя кричала маме, что котик хочет с ними, что надо остановиться и взять его с собой. Но они не остановились. Машина уже давно скрылась из виду, а Филипп всё бежал и бежал за ней, пока не выбился из сил.
Это была первая его ночь на улице, раньше он всегда гулял днём. Шёл сентябрь, было холодно и сыро. Филя забился под скамейку в парке и, дрожа от холода, голода и тоски, заплакал так, как только умеют плакать кошки. А именно, он мяукал так жалобно, что у любого, кто мог бы пройти мимо в ту ночь, сердце разрывалось бы от желания помочь. Но никого не было.
Зато под утро пришли бродячие псы. Они услышали мяуканье и решили полакомиться. Филипп оцарапал нос собаке, преграждавшей ему путь, и кинулся прочь со всех ног; псы – за ним. Всё утро кот просидел на высоком дереве, истошно мяукая на всю округу, а псы рычали и лаяли внизу, прыгали и скребли передними лапами по стволу, пока не пришёл дворник и не разогнал их. То был первый урок улицы, усвоенный Филиппом. Как бы тебе ни было плохо, не подавай виду, не удостоверившись в своей безопасности. Вторым уроком стал вытекающий из этого вывод: как бы тебе ни было плохо, в любой момент может стать ещё хуже.
Так прошла осень. Филя за это время изловчился ловить птиц и различать хороших дворников и плохих. Плохие дворники молчали. Они могли неожиданно ударить метлой или дать пинка, и почему-то всегда молча. Хорошие дворники всегда орали. Они кричали, сыпали проклятиями, замахивались мётлами, но никогда не били. А иногда даже угощали чем-нибудь съестным. Ещё хорошими были бабушки, которые нет-нет да выносили дворовым животным куриные кости и прокисший кефир. А плохими – школьники, мальчишки, которые кидались камнями и пытались привязать к хвосту консервные банки.
Пушистая дымчатая шерсть Филиппа свалялась и перепачкалась. Несколько раз он сцеплялся с дворовыми котами – от этих нельзя было спрятаться ни на крыше, ни на дереве, ни даже в подвале. К концу ноября в облезлом грязном коте с диким взглядом нельзя было узнать тихого домашнего котика Филю. На носу красовалась глубокая царапина с запёкшейся кровью, левое ухо было прокушено насквозь. Филипп знал, что ещё дёшево отделался в той последней драке – некоторые коты погибали после стычек.
И всё же холодными осенними ночами, когда от ледяного ветра, противного моросящего дождя и мокрого снега можно было укрыться лишь в подвале, Филя вспоминал Катю. Он продолжал её любить, потому что верил: в том, что они разлучились, её вины нет. В безветренные лунные ночи дымчатый кот забирался на крышу пятиэтажки и смотрел на север, где высоко в небесах мерцала Полярная звезда. Филя не знал, что это Полярная звезда, он даже не знал, что это звезда, но ему нравилось, как она поблёскивает на тёмном бархатном небе. Глядя на неё, Филипп вспоминал Катю и её блестящие серые глаза.
А потом пришла зима. Настоящая русская зима. Каждое утро кот выбирался из подвала через отдушину и погружался в мир холода и льда. Куст возле отдушины всегда был покрыт изморозью. Возвращаясь, Филя видел, как валит сырой тёплый пар из подвала. Из форточек в пятиэтажке пар пах сочным жареным мясом, кислой капустой, аппетитной на запах, но скверной на вкус картошкой. А от подвального пара тянуло затхлой водой, сыростью и размокшей известью. Кот не знал, что это известь, но запах ему не нравился. Ему вообще было не слишком уютно в подвале, где постоянно текли трубы, и несколько раз Филипп обжигал лапы, по неопытности вставая в натёкшую лужу дымящейся горячей воды. Но Филя знал, что это самое тёплое доступное место во дворе. Другие коты тоже это знали. Но зимой были забыты прежние войны и стычки, холод сплотил обездоленных животных.
Домой его никто не брал. Никому не нужен был старый дикий кот. Люди не знали, что когда-то этот кот жил в уютной квартире с хорошей девочкой по имени Катя. А если и догадывались, всё равно обходили стороной потрёпанное замызганное создание с колтунами и порванным ухом. Даже маленькие девочки, ещё в сентябре звавшие его: «Кис-кис-кис!» и кормившие его кусками колбасы со своих бутербродов, теперь боялись Филиппа. Он понимал, что в сентябре был похож ещё на домашнего кота, а теперь он был похож на помойного.
За зиму Филя заметил ещё одно различие животного и человека. Если животных мороз сплачивал, заставляя прежних врагов мирно соседствовать в одном подвале, то людей мороз разъединял. Сердитые, закутанные до глаз в шубы и шарфы люди спешили разойтись по своим тёплым квартирам. Сталкиваясь во дворе, соседи, прежде часами болтавшие у подъездов, теперь просто кивали друг другу из-под меховых воротников и шарфов и быстро-быстро разбегались, не перекинувшись и словечком. Даже добрые бабушки с куриными костями и прокисшим кефиром не выходили больше во двор, а у плохих дворников появилось новое оружие – лопата, которой они разгребали снег у подъездов.
Осенью Филипп про себя сетовал, что вместо отборного корма, чистого лотка, мягкого дивана и нежных рук Кати у него появились кости, мыши и прокисший кефир, ямка в рыхлой земле, жёсткие ветки и настил крыши и хлёсткие мётлы дворников. Но не зря он запомнил второе правило уличной жизни. Как бы тебе ни было плохо, в любой момент может стать ещё хуже. Теперь у него были мерзко воняющие, протухшие объедки из грязных мешков на помойке, влажные трубы сырого подвала, холодный колючий снег, куда все коты справляли нужду, и дворничьи лопаты. И мороз. Бесконечная стужа, холод, пробирающий до костей, ветер, от которого не спасала даже шерсть, порядком облезшая.
Филипп думал, что зима никогда не кончится. Каждый вечер он засыпал с мыслью о том, что, возможно, этой ночи ему не пережить. Что подвал может не спасти от особо сильной метели. Что дворовые коты, вроде примирившиеся в холода, вновь озлобятся и разорвут его ночью. Филя знал, что другие коты думали о том же самом. Он больше не ходил на крышу и не смотрел на север. Но всё равно вспоминал свою Катеньку.
И всё-таки зима закончилась. Филя понял это по призывным воплям мартовских котов. Когда он жил в квартире, он выходил гулять и запомнил, что каждый год, когда снег начинает таять, а птиц, возвращающихся с юга, становится больше, коты начинают орать. Сам Филя не орал. Он был уже почти пожилым котом.
Однако любовь настигла и его. Неизвестно, что худая грязно-белая кошка увидела в облезлом драном коте, некогда лучившемся довольством и красотой. Зато Филя увидел в грязно-белой кошке сходство с Катенькой. Кошка была британская. И она улыбалась. Это была не та статная белоснежная смеющаяся британка, какую он видел в Кате. С другой стороны, Катю он любил как дочь, а эту дворовую кошку – как невесту. В мае у Филиппа и Британке, как назвал её про себя кот, родилось пятеро котят: двое белых, двое светло-серых и один дымчатый.
Весной еды у них было предостаточно. Птиц развелось много, люди от тёплой погоды подобрели. Соседи снова болтали возле подъездов, а бабушки снова выносили куриные кости и кефир. Маленькие девочки, подросшие за зиму, снова кричали: «Кис-кис-кис!» и вытаскивали из портфелей бутерброды с колбасой.
Но в конце июля Филипп снова остался один. Он охотился, поймал целых двух голубей. А когда вернулся, нашёл Британку и двух котят – белого и серого – окровавленными и мёртвыми. Бродячие псы убили часть его семьи. Что стало с тремя оставшимися котятами, Филя не знал. Может быть, псы сожрали их. Филя надеялся, что они убежали.
Кот был раздавлен горем. Целую неделю он не охотился, не грыз принесённых бабками костей, не пил даже грязной воды из луж. Он снова ходил и страдал, и плакал, как плачут кошки. Надрывно и жалобно Филипп мяукал под окнами, оплакивая свою потерю, и у неспящих по ночам людей сердца обливались кровью.
В одну из таких ночей истощённый неделей горести Филя сидел посреди двора и смотрел на тёмное ночное небо. Была тиха лунная ночь, безоблачная и безветренная, и Полярная звезда ярко сияла на севере. Филя вдруг вспомнил Катеньку, свою хозяйку. Поглощённый в свои заботы и в семью, кот и не вспоминал о ней, но теперь, глядя на звёзды, он вспомнил. Полярная звезда блестела, как и осенью, напоминая ему о Катиных блестящих серых глазах.
И Филипп вдруг почувствовал, что должен найти Катю. Сколько раз девочка читала вслух истории о животных, находивших своих хозяев? Разве он хуже? Кот чувствовал, что Катя на севере, где мерцает Полярная звезда, похожая на её глаза. Филя вскочил и припустил со всех ног на север.
Бежал он недолго – бессонная неделя траура, без еды и питья, давала о себе знать. Кот забрался в урну, нашёл малоаппетитные картофельные очистки и съел их без остатка, не побрезговав нелюбимой картошкой: так он был голоден. Он предусмотрительно забрался повыше на дерево, чтобы отоспаться, зная, что завтра обязательно пойдёт дальше.
Проходили дни, недели. Филипп всё шёл и шёл на север. Он шёл только ночью, ориентируясь на Полярную звезду – днём её не было видно. Днём он охотился и спал, днём он дрался с котами и убегал от собак. Ночью он бежал на север. Иногда ему приходилось сворачивать, если путь лежал через лес. Филя боялся ходить в лес, потому что Катя, читая книжки, всегда потом говорила, что в лес ходить опасно. В лесу легко заблудиться и там водятся дикие звери. Филя не был глупым котом и понял, что в лес ходить не надо. А ещё он видел, какая густая у деревьев крона – значит, Полярной звезды не будет видно. Часто небеса застилали облака, и Филю вместо звезды вела на север интуиция.
Он всё шёл и шёл ночами на север. Ему повезло. В сторону Полярной звезды шла бесконечная дорога, по которой с грохотом проносились автомобили. Филипп знал, что внутри них люди, но всё равно считал автомобили страшными железными коробками, которые могут раздавить любое животное. Зато возле дороги попадались автобусные остановки с крышей, где Филя мог поспать, спрятаться от дождя и даже найти в урне или забытом пакете что-нибудь съестное.
Филя шёл на север всю осень. С каждым днём, с каждой ночью становилось всё холоднее, но кот не останавливался. Он спал теперь меньше, чем спала Алёна, мама Кати. Он шёл даже днём, потому что заметил, что дорога никуда не сворачивает, и каждую ночь упирается в Полярную звезду. На дороге не было дворников, мальчишек и бродячих псов. Машины ехали левее. Филипп боялся теперь лишь одного: не успеть. Оказаться застигнутым врасплох холодной и беспощадной зимой. Оказаться на улице без тёплых канализационных люков и ещё более тёплого подвала.
Однако он успел. С последним лучом осеннего солнца он пересёк незримую городскую границу, оказавшись на окраине чужого северного города. И свою первую зимнюю ночь на чужбине он встретил в тёплом сыром подвале, в окружении точно таких же уличных котов, какие жили в его родном городе.
Филипп остался в этом городе. Поначалу лишь потому, что покидать его зимой не было смысла: он бы погиб морозной северной зимой без теплотрасс, люков и подвалов. А ещё Полярной звезды больше не было видно. Небо в этом городе было затянуто тучами, и Филя не знал, куда ему идти.
За год, проведённый на улице, Филипп истощал, но обнаглел. Он повадился лазить на чужие балконы и таскать оттуда мороженую рыбу, которой не хватило место в холодильниках. В один из таких дней Филя забрался на очередной балкон, воровато огляделся, запрыгнул на оконный карниз, чтобы убедиться, не смотрит ли кто, да так и застыл у подмёрзшего оконного стекла.
В затемнённой маленькой комнате на кровати под толстым пуховым одеялом лежала Катя.
Филипп смотрел на неё сквозь ледяные узоры, мастерски выведенные морозом на стекле, и не мог поверить своим зелёным кошачьим глазам. Его маленькая Катя, которую он фактически вырастил, по которой так тосковал, была здесь!
- Мяу, мяу, мяу! – завопил кот, скрежеща когтями по ледяному стеклу, но Катя почему-то его не слышала.
Форточка в окне была приоткрыта, и Филя, изловчившись, подпрыгнул и повис когтями на сетке, не пускающей летом комаров в комнату. Он рычал и рвал сетку зубами, отплёвывался и снова рвал. Он проделал большую дыру и, шипя, пролез через неё в тёплую комнатушку. Спрыгнул на подоконник и перескочил на кровать, прямо на грудь девочке.
Катя спала; глаза её были приоткрыты, но Филя не видел в них блеска. Девочка сильно изменилась за прошедший год. Слишком изменилась. Её обычно румяное лицо побледнело и осунулось, под глазами залегли тени, щёки запали, а прежде прелестные белоснежные кудри были потускневшими и безжизненными. Это было заметно даже коту, который обычно этого не понимал. Филипп лизнул Катину исхудавшую руку, но девочка не проснулась. Даже не улыбнулась во сне, как делала это раньше.
Кот, этот добрый и умный кот понял, что случилось нечто страшное, хоть и не мог понять, что именно. Он улёгся на грудь девочки поудобнее и принялся мурлыкать и лизать её пальцы. В какой-то момент в комнату зашла Алёна, увидела кота и с криком попыталась его прогнать, однако Филипп зашипел и зарычал на неё.
- Не подходи! – говорил весь его грозный вид, и кот, долго живший на улице, выглядел донельзя устрашающе.
Филя не сходил с постели Кати три дня. Он давно ничего не ел, иногда дремал на груди девочки, но на все попытки прогнать его отвечал злобным шипением и лапой с выпущенными острейшими когтями. И всё время продолжал мурлыкать и лизать руку Кати.
В один из дней с проверкой пришла хозяйка квартиры, та самая, которая так противилась животным в доме. За дверью Алёна объясняла, почему в квартире сидит кот, говорила, что дочь после переезда и расставания с любимцем ходила сама не своя и в конце концов заболела. Филя особенно не прислушивался. Он усердно лизал Катину ладонь и своим шершавым языком чувствовал, как с каждой секундой теплеет её холодная кожа.
А на четвёртый день Катенька наконец-то очнулась. Словно в полудрёме она погладила спутанную шерсть кота и улыбнулась.
- Батенька здесь, - блаженно прошептала Катя и снова уснула.
Только тогда Филипп соизволил отойти.
После такого, конечно, никто его уже не прогонял. Алёна плотно накормила его, обстригла колтуны, отмыла и расчесала. Филя тотчас же бросился к спящей Кате, едва чуть обсохла его дымчатая шёрстка. Он лежал на Катиной груди, мурлыкал и слышал, как хозяйка квартиры говорит, что такого замечательного кота она согласна держать. И Филипп от таких речей мурлыкал ещё громче.
***
- Филипп, Филечка, Филенька, Филя! – весело хохоча, звала девочка, высунувшись с балкона.
И пушистый дымчатый кот, забыв обо всём на свете, нёсся через весь двор к своей любимой хозяйке.
