Herzelied

Почему так происходит? Почему я не заслуживаю счастья? Чем я хуже остальных? Разве я какая-то стерва, убийца, воровка или маньячка? Разве я только и делаю, что устраиваю подлянки всем вокруг? Неужели я настолько плохая, что не могу быть счастливой?
Верующие, наверное, попытаются меня убедить, что для того, чтобы попасть в рай, нужно много страдать. Но ведь не доказано, что рай и ад существуют. Не знаю, как в реальной жизни, есть ли рай, но ад есть точно. Так за что же я сейчас нахожусь в своеобразном аду (вот только не надо мне говорить, что кому-то хуже, что у кого-то нет квартиры или кто-то умер; каждому свои печали, знаете ли), если нет гарантии, что после смерти я попаду в рай? Зачем вообще людям страдать, если нет гарантии попадания в рай?
Почему верующие считают, что в страданиях душа закаляется и добреет? Доброта ведь положительна, следовательно, добреть можно только когда испытываешь положительные эмоции. А разве боль, не важно, душевная или физическая, - это хорошо? Это хорошо только для мазохистов, но у них ведь сдвиг в психике, и всё, что мы считаем извращением, для них естественно. А нормальный человек от боли становится хуже, особенно если не получает награды за свои страдания В ЭТОЙ ЖИЗНИ.
Вы меня спросите, что я сейчас чувствую (даже ели не спросите, всё равно отвечу, хоть и моя боль, возможно, детский лепет по сравнению с болью, к примеру, матери, которая потеряла сына). И я отвечу, кратко и ясно, как в песне Rammstein - Herzelied. Сердечная боль. Боль, живущая постоянно с моей любой любовью. Вы думаете, я люблю эту боль? Думаете, я всех люблю, когда мне больно? Думаете, я благодарю Бога за то, что он болью показывает мне дорогу в рай, существование которого не доказано ничем, кроме человеческого воображения? Как же! Я ненавижу! Всё и всех! Я ненавижу себя за то, что не могу относиться к обиде спокойно и потому чувствую боль. Я ненавижу того, кто причиняет мне боль за то, что он это делает. Я ненавижу обстоятельства, которые заставляют моего обидчика причинять мне боль. Я ненавижу Бога за то, что он считает мою боль полезной для меня. Я ненавижу окружающих меня людей, потому что они не понимают моей боли. Я ненавижу моральные устои, которые заставляют меня приветливо улыбаться и прилично себя вести, когда хочется кричать от боли, а мир меня не слышит или не желает услышать.
Разве ненависть - хорошее чувство? Ненависть хороша, только когда она перерастает в любовь. Но такая разъедающая подобно кислоте ненависть, в смеси с болью и обидой, отвратительна. Она обжигает и губит душу.
В моей боли и ненависти нет деления на правых и виноватых; точнее сказать, правых нет. В моей боли виноваты все и, в первую очередь, я сама. Я ненавижу всех и всё одинаково сильно, в том числе и себя. А когда боль достигает пика, становится уже всё равно, хочется пойти на что угодно, лишь бы боль прекратилась. Уже нет сил кричать и сопротивляться. Ненависть и гнев перерастают в чёрное уныние, чудовище, постоянно подпитывающееся болью. И тогда хочется, чтобы все отстали, чтобы никто не нудил под ухом про то, что "твоя боль - ничто по сравнению с другими".
Когда больно, я будто нахожусь в океане. В пучине боли, на огромной глубине, из которой нельзя выбраться без чьей-либо помощи. Огромная масса боли сдавливает со всех сторон. Одна всепоглощающая тьма, и нет спасения. И воздуха, воздуха счастья так мало... Кто-то будет беречь воздух, чтобы очень редко ощущать кратковременные вспышки счастья, помогающие не утонуть. А кто-то быстро надышится оставшимся счастьем и умрёт, оставшись без спасительного воздуха.
Почему-то Бог (если он, конечно, существует) считает, что мы должны находиться в пучине боли, на глубине, полной страданий. Чем он руководствуется, когда думает, что только так можно увидеть дорогу к раю, я не знаю. Бог изредка поднимает нас на поверхность и даёт нам несколько глотков счастья, глотков этого воздуха, без которого мы можем лишь существовать, но не жить. Вот только одних он держит на поверхности почти постоянно (и почему-то, как правило, это оказываются моральные уроды), изредка окуная их в боль, чтобы сильно не зазнавались, а других вынимает раз в несколько лет. А то и никогда.
Кто-то так долго находится в пучине боли, что не замечает её. Эволюционирует в обратную сторону - его своеобразные "жабры" помогают ему дышать болью, как счастьем. У кого-то эти "жабры" есть от рождения - такие люди, похоже, и становятся настоящими верующими (не обязательно в Бога), которые умеют, например, забыв о своей боли, представить, что они дышат воздухом с окружающими, и становятся счастливыми от этого. А что делать тем, у кого нет "жабр" или кого всё-таки поднимают на поверхность? У кого нет иммунитета против боли? Кто постоянно находится в пучине боли, изредка заглатывая воздух счастья, который ещё есть в лёгких? И Бог развлекается с ними, держит их в пучине боли несколько лет, а потом даёт им подышать пару месяцев. И, когда человек, не веря в своё счастье, дышит и вроде уже привыкает к нему, Бог снова погружает его в боль. Причём погружает не медленно, как опускается батискаф на глубину, а быстро, чтобы человек не успел набрать достаточно воздуха счастья в лёгкие. Так он развлекается, за неимением желания делать добро. Я плохо говорю о Боге? Да, наверное. Я боюсь глубины. Если бы боль была со мной не в пучине, а на поверхности, я бы не боялась её так сильно. Трудно говорить хорошо о том, кто снова погрузил тебя в пучину боли, не дав как следует надышаться счастьем. Лучше тогда вообще не верить в Бога, чтобы не разочаровываться. Думать, что всё происходит само собой, что человек падает в пучину боли сам, изредка выныривает, а потом соскальзывает и падает снова. Смотря как уцепился за спасательный круг.
Я ещё могу понять, когда Бог даёт боль взрослым, выносливым, стойким людям. Но за что Бог даёт боль детям, у которых погибают родители, даёт боль и забирает у них детство? А я? За что Бог лишил меня куска детства и начала юности, заменив их сердечной болью? А потом все удивляются, почему я в свои 18 веду себя, как ребёнок. Как дитя, которое только-только начало выходить из детства в юность, со смесью страха и любопытства созерцая новые возможности. А всё потому что у меня забрали начало моей юности и бросили в пучину боли, назвав это несчастной любовью. А теперь, словно издеваясь, вернули мне эту юность, ни капельки не возместив ущерба.
Почему же так? Почему на несколько лет боли с краткими вздохами живительного воздуха из лёгких, на несколько лет похищенной юности, мне перепадает всего пару месяцев счастья? Чем я заслужила подобное? Я ведь начала думать о Боге плохо только после того, как он держал меня в боли. Почему я не могу просто любить, как любят нормальные люди, счастливо и с упоением? Почему мне обязательно надо давать именно такую любовь, от которой мне больно? Почему я должна чувствовать сердечную боль?

Весенний сон.

Не так давно мне снился замечательный сон. Я очень чётко запомнила, что это была весна - такая, какая бывает только в конце апреля - начале мая. Листья уже почти распустились, и деревья стоят словно в зелёной дымке. Первые цветы - мать-и-мачеха, одуванчики, лютики, - радостными жёлтыми пятнами оживляют свежую зелёную траву, пока ещё короткую и очень нежную. Прекрасное время. Природа уже начала пробуждаться, но проснулась не до конца, и замирает в своём лёгком утреннем состоянии, слегка растрёпанном, сонном, но таком очаровательном.
Итак, во сне была самая прекрасная весна. Я позировала в училище, но неожиданно сорвалась и побежала прочь из здания. Побежала в чём позировала - в коротком белом топе, чёрных леггинсах и балетках. Такая же взъерошенная, но полная радостных надежд, как и природа вокруг.
Причина того, что я вот так внезапно, наплевав на позирование, одногруппников и приличный вид, была проста и банальна. Я бежала на встречу к дорогому мне человеку. К человеку, которого я никогда в жизни не видела, но который уже стал мне таким родным. И вот я бегу по залитой весенним солнцем улице и вижу его. Я не запомнила или не разглядела его лица - помню только причёску, такую милую, такие же лохматые и непослушные волосы, как у меня. Мы были словно сотканы из всей этой природы - взъерошенные, немного растерянные и счастливые. Я помню, как мы приблизились друг к другу, и... я проснулась.
Сегодня 23 апреля (писалось именно в этот день, так что не придирайтесь). После долгого ожидания, после холодных ночей и грязного снега, каждую ночь выпадавшего и таявшего в слякоти к вечеру, в город наконец-то пришла весна. Ещё немного осталось. Каждый почти распустившийся листок, каждая новая травинка, каждый желтый цветочный фонарик приближает природу - и меня вместе с ней, - к тому сну. Вот только, похоже, он совсем не вещий. Из всего сна, я чувствую, сбудется только состояние природы. Так всегда. Небеса изредка отсыпают мне щепотку счастья, а взамен, как плату, вырывают из моей души по кусочку. Душа за счастье. Только кусочек души всегда почему-то оказывается больше щепотки счастья...
Сегодня я шла по улице, и мне в лицо светило яркое солнце и дул прохладный сильный ветер. Такой своеобразный контраст тепла и холода. Счастья и боли. И ветер был сильнее солнца. Как боль сильнее счастья. И мне вдруг захотелось раствориться в этом солнечном свете или в этом ветре, хоть в чём-нибудь, лишь бы не чувствовать больше ни счастья (потому что плата за него слишком велика), ни боли. Не чувствовать ничего, стать никем или ничем. Чтобы стать свободной и не зависеть ни от кого и ни от чего, особенно от каких-то высших сил, которые имеют какое-то право решать, сколько боли я должна вынести за маленькое счастье. Чтобы больше не было бессмысленных, разрывающих душу терзаний.
Чтобы раствориться в своём сне. В этой весне, сонной и восторженной. В моей мечте.

Титаник. На крыльях заката и волн.

Что же можно написать? Наверняка всё написано задолго до меня.И, тем не менее, не могу не написать о самом великолепном корабле - О "Титанике".
Джеймс Кэмерон, конечно, снял идеальный фильм. И плевать, что его "Аватар" побил его же рекорд по кассовым сборам.Оно и понятно - сейчас кино смотреть проще, чем в 1997 году. Поэтому "Титаник", безусловно, останется в моём сердце как одна из самых печальных и прекрасных историй любви и одна из самых трагичных, страшных и в тоже время красивых катастроф.
Спросите, плакала ли я? Конечно, да. Это 11 лет назад, когда я впервые посмотрела "Титаник", я просто восхищалась, как жутко и красиво рушится, казалось, непотопляемый корабль. Что вы хотите от семилетнего ребёнка? Но сейчас (хотя я до сих пор терпеть не могу мелодрамы) я плакала, настолько трогательная и грустная история любви Розы и Джека. Я впервые видела этот фильм на большом экране, и это было незабываемо.
Спасибо, Джеймс Кэмерон, за то, что хоть немного превращаешь моё сердце в прекрасное "Сердце океана".